Гандзя
На школьных вечерах у нас одно время была очень популярна игра «Почта Амура». Участникам игры раздавали номерки, которые прикреплялись к одежде на видном месте, и назначался «почтальон». Многие начинали тут же строчить письма, одни - в шутку, другие – всерьёз. Я не отличался особой смелостью в отношениях с девочками и раздумывал, стоит ли вообще писать им письма, но пристегнул номерок булавкой как орден к пиджаку. И вдруг почтальон приносит мне послание с предложением начать переписку. Не сходя с места, я с напускным безразличием поискал взглядом номер отправителя и увидел, что это была девушка из девятого класса, которую все называли на украинский манер Гандзя.
Вначале я подумал, что девушка решила подшутить надо мной, парнем моложе её, но она была серьёзна, зарделась и опустила глаза вниз, когда, набравшись смелости, я изучающее посмотрел на неё. Значит, подвоха нет, убедился я и написал коротенький ответ, сообщив, что буду рад общению с ней. Затем мы обменялись ещё несколькими записками, в которых по содержанию не было ничего особенного, но волновало и будоражило ощущение, что мы ведём амурную переписку.
Наши письменные контакты на вечерах стали постоянными, но вскоре ждать очередного школьного вечера нам стало невыносимо долго, и мы начали передавать письма через подружку Гандзи, которая училась со мной в одном классе. Я тщательно подбирал слова в своих посланиях, однажды я хотел спросить девушку, «можно ли на тебя положиться?», но подумал, вдруг она превратно истолкует мой вопрос, и написал «можно ли тебе доверять?».
Вскоре я получил утвердительный ответ с открыткой, на которой красивая девушка выглядывала из-за берёзки. На обратной стороне открытки был коротенький стишок, по-видимому, сочинённый Гандзей:
Твои очи горят, как увижу тебя,
О любви говорят и чаруют меня.
Общение между нами ограничивалось только перепиской, пока весной я, наконец-то, не отважился пригласить Гандзю на танец. Это было танго, которое мы танцевали на «пионерском» расстоянии друг от друга простеньким повторяющимся шагом. Танцам мы учились, подражая старшим товарищам, кружков бальных танцев у нас не было, так что особым мастерством мы не могли похвастать, однако остроты ощущений это не убавляло. Меня насквозь пронизывало осознание, как мне казалось, такого близкого общения с девушкой, окутанного томительной тайной.
Гандзя жила в соседней деревне и с группой подружек каждый день проходила по дороге около нашего дома. Иногда я возвращался со школы вместе с Гандзей, но не подавал вида, что она мне нравится, держал себя независимо, даже не подходил близко к девушке, стараясь не афишировать свои симпатии. Если я приходил домой из школы раньше, то с нетерпением ждал во дворе или у окошка, когда Гандзя пройдёт мимо. В выходные дни и на каникулах очень скучал по Гандзе, постоянно думал о ней, страдал, как юный Вертер, пытался развеять свою грусть в прогулках по лесу.
Однажды я забрёл в сосновый бор, где собирали смолу для переработки, и снял с дерева жестяной ковшик, наполненный живицей. Я разжёг костёр, поместил ковшик в огонь, дожидаясь пока смола растает. Растопленную жидкость я осторожно вылил в канавку с водой, смола образовала на поверхности ровный пятачок и застыла. Мне было интересно посмотреть, какие фигурки образовались в воде, и когда я извлёк из канавки своё творение и перевернул его, был очень удивлён, обнаружив подобие средневекового замка с остроконечными шпилями башен. Мне пришла в голову мысль, что было бы чудесно жить в таком замке вместе с Гандзей, и чтобы никто не мешал нашему уедине-нию.
Иногда я шёл напрямик через лес к дому в деревне, где жила девушка, нарушив-шая мой покой, садился издали на пригорке и подолгу ждал, не выйдет ли она во двор. Подойти поближе, не говоря уже о том, чтобы зайти в дом, я отважиться не мог. Что я сказал бы родителям Гандзи о причине своего появления? В моём воображении существовал мир только для нас двоих, в нём не было предусмотрено места для других людей, пусть даже и родственников. Мне трудно предположить, какие чувства испытывала Гандзя в дни нашей разлуки, так как в своей переписке мы почему-то стеснялись подробно рассказывать о своих переживаниях.
Самым трудным испытанием стали для меня долгие летние каникулы. Несмотря на все прелести лета, я с нетерпением ждал сентября, когда, наконец, увижусь с Гандзей. Я стал учиться в девятом классе, а для Гандзи это был последний учебный год. Осень представлялась мне тогда самой романтичной порой года. Тогда я ещё не знал, что так настроены биоритмы женщины и мужчины, чтобы дети рождались в теплое время года. Пусть мужчина я был ещё не ахти какой, но уровень тестостерона у меня, как и положено у взрослых, повышался в сентябре-октябре.
Наша переписка началась прошлой осенью, и сейчас яркие краски природы, шуршание под ногами опавшей листвы снова обещали мне долгожданное общение с Гандзей. Мы продолжили переписку, хотя письма стали писать всё реже и реже. Меня уже больше интересовали не письма, а непосредственные контакты с девушкой.
Гандзя была, по моему пониманию, очень привлекательной. Ростом она была, как и полагалось, немного ниже меня, густые тёмно-русые волосы были заплетены в косу или собраны в пучок, аккуратные чёрные бровки, длинные ресницы. Девушка была стройной, но уже со всеми атрибутами женской красоты и притягательности. Мне нравились её спокойный грудной голос, серьёзность и взрослая рассудительность.
В один из осенних дней Гандзя сообщила мне в записке, что вечером хочет пос- мотреть интересный фильм в нашем клубе и ей придётся переночевать у своих родствен-ников. Обрадовавшись этому сообщению, я стал придумывать различные поводы, чтобы занять место около Гандзи, со всех сторон окружённой подружками. Всё получилось проще, чем я предполагал – наша «почтальонка» с пониманием уступила мне желанное место, а я сделал вид для конспирации, что мне срочно понадобилось обсудить с Гандзей решение задачки по физике. Я осторожно прижимался плечом к девушке и ждал повода взять её за руку. Такой момент настал, когда в фильме советские разведчики чуть не попали в засаду, героев нужно было поддержать, и я, вроде невзначай, крепко сжал руку Гандзи. Я совершенно забыл о кинофильме, стал осторожно перебирать пальцы девушки и слегка поглаживать их. Гандзя руку не отняла, но на мои прикосновения никак не отреагировала, мне даже стало неловко за свою навязчивость. Пришлось мне довольство-ваться лишь осознанием того, что я сижу рядышком с любимой девушкой. Когда фильм закончился, я онемевшими губами, страшно опасаясь отказа, с неимоверным усилием отважился спросить:
-Можно тебя проводить домой?
-Хорошо, только подожди меня немного дальше от клуба, я попрощаюсь с подружками, в мою сторону из них никто не идёт. Зачем, чтобы все увидели нас вместе и потом сплетничали.
Мне же было всё равно, что скажут или подумают те, кто нас увидит вместе. Я с нетерпением ждал Гандзю на тропинке, которая вела к дому её родственников, и когда она подошла ко мне, я настолько осмелел, что взял её под ручку. Сердце у меня сильно стуча-ло, я упивался своим взрослым поведением и ощущением близости к девушке. Пока мы шли домой, а идти нужно было больше километра, у меня даже немного затекла рука, но я боялся пошевелить ею или поменять положение, вдруг моя подруга тогда не захочет идти со мной рядышком дальше. Подойдя к дому, мы немного постояли, поговорили на ничего не значащие темы, и я ещё раз отважился - осторожно чмокнул на прощанье Гандзю в щеку. Я был рад, что девушка не возмутилась, а только быстро убежала в дом.
Когда же я вернулся к себе домой, то мама вдруг неожиданно спросила:
-Ну, как у тебя, жених, дела?
Было непонятно, откуда мама узнала о моих похождениях, ведь она в кино не ходила. И только по хитренькому виду своего младшего брата я догадался, откуда растут уши, но всё это не могло подпортить моих новых впечатлений от общения с Гандзей.
Антон, мой друг и одноклассник, который был в какой-то мере в курсе моих романтических переживаний, тоже заметил, как я, наконец, пошёл провожать свою девушку. Антон был рослым красавцем-блондином с чёрными бровями, правильными чертами лица, в нём проглядывало что-то от скандинавов или прибалтов, даже его совсем не белорусская фамилия Витт говорила о том, что его предки могли переселиться в нашу местность во времена существования Великого княжества Литовского. Кстати, две его старшие сестры были тоже очень красивыми. Так вот Антон в отношениях с девушками был гораздо смелее и предприимчивее меня, не знаю, насколько это соответствовало действительности, но он очень красочно рассказывал о своих первых победах.
-Как твои дела на любовном поприще? – стал допытываться Антон. – Чем можешь похвастаться?
Мне был неприятен такой подход к моим отношениям с Гандзей, но ругаться с другом я не стал, считая, что нет смысла доказывать ему, насколько чиста моя дружба с этой девушкой. Я знал, что Антон воспринимал мир таким, каким хотел его видеть, но никогда не навязывал своё мнение другим. Напротив, он всегда был рад помочь друзьям, если располагал такими возможностями. В прошлое лето он побывал в лагере отдыха старшеклассников в Минске, привёз оттуда массу новых знаний и навыков, хотя и до этого был здорово продвинутым, а затем щедро делился этим опытом с нами. Меня он, в частности, научил вальсировать, выгодно дополнив мой запас из шаркающего фокстрота и простенького танго.
Несмотря на советы Антона, я не спешил форсировать отношения с Гандзей. Её серьёзность и сдержанность внушали мне уверенность, что она не подведёт меня ни при каких обстоятельствах. Гандзя никогда не провоцировала меня на излишне эмоциональ-ные действия, не позволяла переходить через незримую, но понятную нам обоим черту и не давала никаких поводов для ревности.
Наша вторая весна воодушевила меня на первый, как мне тогда казалось, настоя-щий поцелуй. Уж слишком буйно расцвели в эту весну сливы, вишни и яблони, воздух был наполнен чарующими ароматами цветения садов. После школьного вечера я впервые проводил Гандзю до самого дома. Расстояние меня совсем не страшило. Дело близилось к утру, соловьи подбадривали меня своими переливчатыми трелями. Я обнял Гандзю, крепко прижал её к себе и поцеловал в губы. Девушка не проявила особого стремления навстречу, но и не пыталась освободиться из моих объятий. Она просто мягко погладила меня по плечу и сказала, что ей пора идти домой. На обратном пути я ещё долго ощущал чудный запах духов, оставшийся на моей одежде после прикосновения к Гандзе. Этот запах и ароматы цветущей природы, сливаясь вместе, пронизывали всё моё сознание, переполненное весной и молодостью.
Вскоре у Гандзи начались выпускные экзамены, и я не стал отвлекать её в такой ответственный период. Летом у меня появилась масса самых разных дел. Наша семья переезжала в новый, только что построенный дом, затем я заболел странной болезнью – желанием обладать настоящим зеркальным фотоаппаратом. В августе к нам приехали родственники из Польши, и мы все были заняты их приёмом, чтобы не упасть лицом в грязь перед иностранцами. Только в сентябре я осознал, что Гандзя уже окончила школу, и я здесь больше её не увижу. Поначалу было как-то пусто и неуютно, я пытался навести справки, куда Гандзя поступила, выяснилось, что она, вроде, учится в пединституте в Бресте. Сказать «с глаз долой, из сердца вон» было бы слишком резко, но отсутствие всяких контактов с девушкой сыграло свою роль – я стал постепенно забывать Гандзю, она о себе тоже ничем не напоминала, и я посчитал, что наши пути разошлись, хотя внутри тлела искорка чудесных воспоминаний.
Жизнь продолжалась дальше, мне приглянулась другая девушка, кажется, я даже влюбился в неё и совсем забыл о Гандзе. Однако судьба свела нас ещё раз. Летом, уже после моих выпускных экзаменов, мы с ребятами ловили бреднем рыбу недалеко от моста через речку. Вдруг вижу – по мосту идёт Гандзя, вероятно, она возвращалась домой из районного центра. Я был очень рад увидеть девушку, бросил всё и поспешил к ней.
- Гандзя, какая приятная неожиданность встретить тебя. Сколько лет, сколько зим! - искренне обрадовался я. – Где ты обосновалась, говорят, в пединституте учишься? Как твои дела?
-Всё хорошо, учусь, как и все, ничего особенного, - сдержанно ответила девушка, глядя на мой загорелый торс. – А ты изменился, возмужал. Только жаль, жизнь повернулась так, что мы не смогли сохранить наши отношения. Ты ведь мне очень нравился.
В разговоре с Гандзей мне послышались какие-то новые интонации, уже не той стеснительной девушки, которую я знал раньше, а взрослой женщины. Я внутренне устыдился, что не проявил должной настойчивости и не разыскал её, не восстановил нашу связь, более того, увлёкся другой девушкой, совсем забыв о нашей трогательной дружбе. Слова Гандзи я воспринял как своеобразный упрёк в свой адрес.
Да, в те времена я ещё совсем не знал женщин, если это вообще возможно, не был знаком с дедуктивными методами мистера Холмса в разгадывании всяческих загадок.. Если о тугодуме говорят, что смысл сказанного доходит до него на третьи сутки, то что можно сказать обо мне, когда я понял суть последнего разговора с Гандзей только через тридцать лет?
Всё прояснилось, когда я заехал в деревню, где много лет назад учился в школе, чтобы повидаться со знакомыми и своими учителями. Наша совсем старенькая учитель-ница математики, вспоминая общих знакомых, рассказала о своей племяннице Гандзе, которая после «пылкой школьной любви» со своим одноклассником вскоре вышла за него замуж, и они уже давно живут на Западной Украине.
Меня задело это сообщение, хотя особо не удивило - слишком многое я повидал и пережил за прошедшие годы. В принципе, обид здесь и не должно быть, никто не брал на себя никаких обязательств и, соответственно, не мог их нарушить. Только вот, как же я не заметил этой «пылкой любви» Гандзи к другому парню?
Однако нет смысла упрекать Гандзю в трезвом и практичном подходе к вопросу выбора спутника жизни. Это мы, мужики, ослеплённые эмоциями и страстью, порой можем напропалую броситься в любовный омут. Ты ослеплён женщиной, которая поначалу кажется тебе верхом совершенства, берёшь её в жёны, но постепенно дурманящий туман рассеивается, и ты понимаешь, что совершил ошибку, начинаешь всё анализировать и лепить в своих представлениях совсем другой образ идеальной жены. Только попробуй найти в одном лице страстно любящую тебя красивую, стройную, грамотную, умную, заботливую и хозяйственную супругу!
Женщины, вероятно, решают важные жизненные вопросы более взвешенно и практично, чем мужчины. А я ещё не был готов к серьёзным жизненным шагам, строил воздушные замки, что вполне нормально для юношеского возраста. Гандзя это, наверно, интуитивно чувствовала. Нормальное дело стать невестой в восемнадцать лет, а вот жениться в семнадцать можно только по очень большой любви или по ещё большей глупости.
Нужно отдать Гандзе должное, что она не использовала никаких женских штучек, чтобы «заарканить» меня, правда, в те годы меня бы и верёвкой под венец не затащили. Мне даже как-то приснился кошмарный сон, что меня женят на девушке, которая мне совсем не нравилась, и меня мучила мысль, как же я буду всю жизнь маяться с ней без любви. Гандзя мне нравилась, но ни о какой женитьбе я даже не помышлял. Однако был кто-то другой, кто к этому стремился. Я тогда поинтересовался, как звали того парня, оказалось, он был мне хорошо знаком. Сейчас меня осенило, от кого Гандзя шла через мост, когда мы ловили рыбу, деревня этого парня была как раз на другой стороне речки. А слова Гандзи о потере наших отношений не были упрёком в мой адрес. Наверно, девушка даже чувствовала себя несколько неловко передо мной, считая, что я был в курсе об её предстоящем замужестве.
Действительно, нам, мужчинам, только кажется, что мы выбираем женщин, на самом деле выбирают женщины, правда, из числа тех мужчин, которые обратили на них внимание.
Брест, апрель 2009г.